было видно, что это крепкий орешек и добиться от него чего-либо будет довольно трудно. Он встал посреди кают-компании символом непоколебимости нордического духа.
– Ваше имя? — спросил Непенин.
– Ульф Линдстрем.
– Ваше настоящее имя?
– Это мое настоящее имя, и я ношу его с гордостью.
– Если вы не умерите свою гордость, то носить его вам придется недолго, — резко осадил Непенин. — Присаживайтесь, что вы стоите как истукан, не надо тут изображать героя-одиночку перед лицом палачей. Мы не жандармы, а офицеры русского флота, — более обыденно закончил Непенин. — Вы подданный Швеции?
– Какая разница?
– Большая — или вы предатель, или просто плененный противник.
– Я офицер кригсмарине.
– Вот видите, в таком случае нам с вами разговаривать будет легче. Почему понятно?
– Нет. Почему?
– Потому что на русском флоте кодекс офицерской чести блюдется свято, и к морскому братству мы относимся соответственно. Однако это не означает, что мы вас не расстреляем, если не договоримся.
– Я не предатель.
– И слава богу, очень хорошо. У нас достаточно информации о вашей миссии здесь. Господин Круус, понимая безвыходность ситуации, показал нам, где находится радиостанция и дал согласие сотрудничать с нами. Еще часть сведений мы получили от господина Карлсона. Так что картина нам представляется вполне ясной, в том числе и по поводу шифра, лодки и всего остального, — вступил в разговор Окерлунд.
– Продажные сволочи, — бросил швед.
– Перед лицом преждевременной смерти невольно становишься более сговорчивым. Тут уж взяли, как говорится, с поличным, улик полно, и перспективы по законам военного времени не радужные. Так что я бы воздержался от резких оценок. Если вы нам дадите некоторые уточняющие сведения, ваши жизненные перспективы станут более светлыми, — объяснил ситуацию Окерлунд.
– Я не стану на вас работать, даже под пыткой.
– Что вы заладили как пономарь, — теряя терпение, раздраженно сказал Непенин. — Мы уже поняли, что вы офицер, честь и так далее. — Не работайте, не надо, ответьте на несколько вопросов и останетесь живы, не ответите — черт с вами. Пытать вас никто не собирался. Клянусь, расстреляем со спокойной душой, здесь и сейчас. Некогда нам с вами возиться, а оставлять такого свидетеля не имеем права. Вдруг сбежите и доложите о провале. Будете отвечать? Спрашиваю один-единственный раз!
– Что вы хотите знать?
– Мы хотим из ваших уст услышать подтверждение того, что лодка всегда приходит в одно и тоже место и в одно и тоже время.
Швед молчал.
– Хорошо, Карлсона сюда, — скомандовал Непенин.
Ренгартен вышел и вскоре появился вместе с боцманом.
– Карлсон, скажите… — не успел задать вопрос Окерлунд.
– Подтверждаю, — еле слышно произнес Линдстрем.
– Очень хорошо, Карлсон, покажите на карте место рандеву, — приказал Окерлунд.
Боцман молча ткнул пальцем.
– Ну, Линдстрем, подтверждаете? — обратился Окерлунд к капитану.
– Сволочь, — сверля Карлсона взглядом, буркнул Линдстрем.
– Будем считать, что подтверждаете, — констатировал Непенин. — А теперь главный вопрос: как происходило опознавание?
– Лодка давала семафор. Мы отвечали, — с готовностью ответил Карлсон.
– Помните сигналы?
– Помню, два коротких, секунд через пять повторение, и мы так же отвечали.
– Ну-с, Линдстрем, что скажете?
– А что говорить, все сказано уже.
– Ишь вы как. Аки змий изворачиваетесь, однако сути-то не изменишь. Ладно, я подумаю о вашей дальнейшей судьбе, капитан. Иван Иванович, позовите матроса, пусть Линдстрема уведут.
– А что будет со мной? — спросил Карлсон, когда капитана вывели.
– О вас несколько позже, сядьте пока, — сказал Непенин, видимо приняв какое-то решение.
– Господа офицеры, план такой. Траулер будет выступать в роли тарана, минировать его мы не станем, ибо, скорее всего, в этом случае команда судна погибнет, такой грех на душу не возьму. Итак, после обмена опознавательными сигналами немцы лягут в дрейф и станут готовиться к передаче мин. Кстати, как это технически происходило, Карлсон?
– Мины стояли на таком плотике, упакованные, мы подтягивали его к себе, — ответил боцман.
– Так вот, пока немцы будут заняты минами, траулер неожиданно даст полный ход и врежется в лодку. Команда судна, одетая в непромокаемую и теплую одежду, а также снабженная индивидуальными средствами спасения и сигнальными средствами, перед ударом должна покинуть судно, бросившись в воду. Миноносец будет ожидать за островом и после тарана немедленно приступит к спасению всех моряков, попавших в воду. Дело крайне опасное и без добровольцев-охотников здесь не обойтись! — чеканно поставил задачу Непенин.
– Я пойду! — решительно сказал Окерлунд.
– Я не сомневался в вас, Рагнар Ансельмович, — с чувством сказал Непенин.
– Разрешите и мне, — вызвался Ренгартен.
– Вынужден отказать, и без обсуждений, Иван Иванович.
– А можно я пойду? — неожиданно попросил Карлсон.
– Вы, Карлсон, вольно или невольно работали на врага, да еще и во время боевых действий. Вина ваша безмерна, однако я соглашусь дать вам шанс искупить ее, ежели господин Окерлунд согласится взять вас в команду.
– Хорошо, пусть идет.
– Еще я вам дам толкового матроса. Три человека, думаю достаточно, — закончил Непенин.
1915 год. Сентябрь. Финский залив
Ночь на пятнадцатое число выдалась промозглой. Моросило, волнение было небольшим. Переваливаясь на волне, траулер дожидался лодки. Одетый в непромокаемый плащ, который скрывал спасательный жилет, на мостике расположился Окерлунд. Офицер тщетно пытался разглядеть субмарину. Карлсон ждал команды у машины, а вызвавшийся охотником рулевой Антонов стоял у штурвала.
Наконец две короткие вспышки мелькнули сквозь туманящуюся взвесь. Окерлунд немедленно ответил условным сигналом и только теперь заметил еле выделяющийся на фоне ночной темноты силуэт рубки.
– Полный вперед, — гаркнул офицер.
Содрогнувшись всем корпусом, судно двинулось на лодку. Траулер, несколько под углом, с хрустом ломая корпус и переборки, форштевнем вошел прямо в рубку. На субмарине, видимо, ничего не успели сообразить. Траулер, как огромный спрут из морских легенд, плотно засев в чреве субмарины, начал утягивать ее в мрачную пучину холодных вод Балтики. Через минуту все было кончено. Только пузыри воздуха из поврежденных балластных цистерн еще некоторое время вырывались на поверхность.
Спасательным командам миноносца удалось выловить из воды изрядно продрогших Окерлунда и матроса Антонова. Карлсон исчез бесследно. Из команды субмарины не спасся никто.
Глава тринадцатая
Сближение душ
1915 год. Декабрь. Ревель
Стояла зима конца 1915 года, зима морозная, снежная, полная раздолья для детских забав. Несмотря на суровое военное время, искрящееся на солнце серебристо-белое пуховое покрывало прибавляло доброго рождественского настроения и взрослым.
Дудоров прибыл в Ревель с подробным докладом о деятельности его воздушного подразделения и за планом на следующий год.
Совещание было долгим и нудным. Но все когда-нибудь заканчивается, и Дудоров, буквально выскочив на свежий воздух, смог наконец горячо поприветствовать своего старого приятеля Непенина, который тоже с трудом дотерпел до конца.
– Здравствуй, чертушка ты мой! — радостно воскликнул Дудоров.
– Здравствуй, Боря, здравствуй, — тепло поздоровался Непенин.
– Пойдем завалимся куда-нибудь.
– Это можно.
Радость встречи была особенно сильной из-за страха более не увидеть друг друга, ибо смерть в эту военную пору поджидала моряков на каждом шагу.
Вскоре они сидели в ресторане зимнего морского собрания, и запотевший лафитничек быстро пустел. После первых расспросов Дудоров хитро посмотрел на своего приятеля и сказал:
– Она-то здесь.
Непенин встрепенулся, махнул рюмку водки и немигающим взглядом уставился на Дудорова. Он прекрасно понял, о ком шла речь.
– Не может быть! Какими судьбами? Она же уехала к родным в Петроград, это мне доподлинно известно. Ты откуда знаешь? Ведь только вчера приехал.
– Эх ты, чертушка. Одичал совсем со своей разведкой. Про германца все знаешь, а что под самым носом творится, не ведаешь. Как так?
– Ты наверняка знаешь? Да и зачем ей сюда возвращаться?
– Ну что ты, право слово, что за недоверие. Да, Ольга Васильевна уехала, как и говорила, но сестра ее осталась здесь, при муже. В Петрограде в последнее время снабжение серьезно ухудшилось, цены резко пошли вверх, да и вообще бунтом попахивает. А у нее девочка на руках,